«Интервью Алексея Круглова журналу «Jazz Квадрат» |
Беседовал Павел Аракелян
Впервые с Алексеем Кругловым мы встретились на
совместном выступлении. Презентовали авторскую программу – композиции Леши, его
друзей и наставников, кое-что из моего… С первых же сыгранных нот стало
понятно, что этот артист относится к творческому поколению "открытой"
формации, поколению, не признающему стандарты и клише как конечную истину. Весьма
разносторонняя личность – музыкант, педагог, поэт, писатель – Леша ответил на
некоторые интересующие меня вопросы, что, надеюсь, позволит и вам узнать его
поближе.
Леша, на какой музыке ты вырос, и что вообще тебя подтолкнуло к ней? А главное, когда ты осознал, что пришло время искать нестандартные решения, создавать собственные правила?
Я, видимо,
априори обречен был стать музыкантом или какой-то другой творческой личностью,
так как вырос в музыкальной семье. У нас дома постоянно звучала музыка, пелись
песни. Мой папа – джазовый пианист, певец. Он работал в различных составах, был
членом Московского Объединения Музыкальных Ансамблей. Естественно, у нас всегда
собирались его друзья, было интересное творческое общение, которое не могло не
повлиять на меня. Я, еще не учась в музыкальной школе, всегда сидел в комнате и
смотрел, как занимается папа, и уже тогда поражался его трудолюбию и
целенаправленности. Данные качества, видимо, впитал в себя уже тогда, когда мне
не было и 7 лет. Далее я поступил в музыкальную школу, играл на фортепиано
классику, и не думал вообще ни о каком джазе, можно сказать, готовил себя для
роли академического исполнителя. Вообще, считаю, что я стал музыкантом
благодаря первым учителям – с одной стороны, забота и воспитание отца очень
повлияли, с другой же стороны, у нас в музыкалке была замечательная учительница
по специальности – Людмила Павловна Фетисова, которая старалась привить каждому
своему ученику настоящую любовь к своему ремеслу. В принципе, у меня был
большой репертуар, из которого ближе всегда были русские композиторы. Так что,
вырос-то я все же на академической музыке.
На саксе стал
играть в духовом оркестре, и только лишь потому, что друзья из двора туда тоже
ходили. Они мне сказали, мол, давай, приходи, вместе будем ездить в пионерский
лагерь на Азовское море. Я еще помню, как мой папа и дирижер "Саныч" Васильев
выбирали инструмент, на котором мне предстояло играть. Из трубы и альт-саксофона
выбрали второй. Тогда уже мне отец стал давать слушать джаз, вместе увлекались
прослушиванием джазовых радио-передач Михаила Митропольского и Михаила Иконникова.
Я даже передачи Уиллиса Канновера немного застал. Безумно рад, что попал в
"Класс-Центр" музыкально-драматического искусства, где учился у
известных людей – Юрий Николаевич Чугунов преподавал джазовую гармонию, фортепиано,
был руководителем оркестра, ну и конечно же – Эрнест Иосифович Барашвили – мой
первый педагог по саксофону, которому я многим обязан. Когда встречаешь таких
открытых людей в 14-15 лет, чувствуешь их поддержку, то и творчество твое становиться
свободным, не замкнутым на отдельных упражнениях и концепциях. Это очень важно.
Вообще, "Класс-Центр" был на тот момент для меня определяющим
культурным местом в развитии моего эстетического мировоззрения. Он явился
толчком к собственному осмыслению различных процессов в искусстве. Чего стоят
хотя бы музыкально-драматические постановки Сергея Казарновского (главного
руководителя), в которых и музыканты, и актеры – все работают в одном
спектакле, музыканты – читают стихи, актеры – танцуют и играют на музыкальных
инструментах. Если сюда еще добавить, что в представлениях участвуют дети разных
возрастов, то можно представить масштабность данных проектов. Все это дало мне
понятие широты и глубины искусства, незаклишированности его на сухих формулах и
определениях. С "Класс-Центром" мы выступали, ездили на гастроли. То
есть, уже к моменту поступления в училище у меня был достаточно богатый сценический
опыт!
В училище я
собрал свой коллектив. В основном мы играли с моим другом и соратником Антоном
Григорьевым. Этот состав впоследствии стал "Круглым Бендом", мы
играли мою музыку, нас активно поддерживал Юрий Сергеевич Саульский. Мой
педагог – Сергей Константинович Резанцев – учил не только джазу, но и классике,
причем обогащал своим эстетическим видением то, что я получил в
"Класс-центре", при этом всегда ратовал за развитие авторских
нестандартных качеств, будучи при этом традиционным музыкантом. Мы постоянно
выступали на различных фестивалях, конкурсах. Можно сказать, что
популяризировать свою музыку я начал уже с училищной скамьи. Главное, и это
было для меня огромной неожиданностью, наша музыка нравилась многим людям!
Поэтому искать
нестандартные решения начал почти с первых звуков саксофона! А повлияли все те
люди, которых я перечислил. К большому сожалению, некоторых из них уже нет – Эрнеста
Барашвили, который говорил, что сакс должен стать частью тебя, как "твое
второе сердце или третья рука", Антона Григорьева, у которого я многому
научился, – он был абсолютно нестандартным музыкантом, со своим специфичным
звуком и подачей, необычной фразировкой. Нет также и Юрия Саульского. Юрий Сергеевич
послушал первый раз наш ансамбль и пришел в восторг, и потом всегда, даже в
последний год своей жизни, меня поддерживал. А несколько лет назад меня
"позднего" услышал Эрнест Иосифович. Я был поражен его ответом на мою
игру: "Леша, я понимаю, что мир не стоит на месте, уже другой век, поэтому
делай все так, как делаешь!" Это были золотые люди... Я им очень
признателен и благодарен. Низкий поклон им!
Если вернуться ко
времени повествования, то могу констатировать: у меня начались
"проблемы", когда во время обучения в РАМ им. Гнесиных я стал
выходить уже на более широкую аудиторию. Появились как и почитатели моих
проектов, так и люди, не особо принимавшие их. И это нормально. Ведь дурно,
если тебя все время хвалят. Особая статья, моя мечта – импровизационный театр. Около двух лет сотрудничал в то время с Владимиром Чекасиным. Я, конечно же, другого эстетического видения, нежели он, но в тот момент данное сотрудничество еще раз, может только на несколько более профессиональном уровне, чем в "Класс-Центре", напомнило о глубине искусства. Но я решил пойти своим, не постмодернистским, путем. Вообще, влияние на меня поэзии даже больше, чем музыки. Ведь еще с тех домашних посиделок я вынес, например, идеи Владимира Высоцкого. Так что рвение к соединению музыки и поэзии было всегда, и до сотрудничества с Чекасиным. Поэтому стоит особо упомянуть о влиянии на развитие моего собственного художественного языка таких поэтов как Есенин, Высоцкий, Маяковский, Пушкин, Лермонтов, всех поэтов Серебряного века и многих других. Например, сейчас для меня является главной задачей в своих проектах – поэтизация звука и всемузыкальность слова. Это главная задача и цель на данный момент всех моих художественных идей. Но началось все именно с тех времен, когда я, не задумываясь, делал свои проекты с друзьями, которым было интересно все новое, и даже раньше – когда меня воспитывал в творческом ключе мой папа. Кстати, отец уже давно является неизменным участником литературно-музыкальных проектов "Круглого Бенда".
Ты считаешь, что музыка социальна, идеологична? С ее
помощью можно изменить окружающий мир?
Я придерживаюсь
твердого мнения, что не только музыка, но и искусство вообще может изменить мир
к лучшему, ну или подтолкнуть его к предпосылкам изменения. Оно даже может
стать своеобразной ступенькой к познанию истины или, иными словами, стать
переходным элементом к более глубокому уровню, который дает ответы на важные
человеческие вопросы в жизни.
Проще говоря – идейно
направить человека к осмыслению духовных вопросов. Если же этого не происходит,
или нет стремления к данной цели в своих произведениях, зачем тогда вообще
заниматься музыкой или каким другим видом искусства? Конечно, не все
"художники" придерживаются такого мнения, некоторые даже наоборот,
полностью со мной не согласны. Когда весь онтологический аспект творчества
сводится к вещам, построенным на развитии у зрителей или слушателей животных
инстинктов – для меня в этом искусстве нет ничего! Это трагедия... Кстати, тут
речь скорее о недобросовестном непрофессионализме выдумщиков подобных проектов,
но бывают случаи (и, я думаю, они довольно частные), когда довольно известный
мэтр, обладающий своей школой, имеющий не одно поколение учеников, вдруг
изменяет свои художественные взгляды с течением времени и начинает нарочито
использовать негативно-отрицательные элементы выразительных средств в своем
творчестве. Тут, конечно, все делается тоньше и глубже, чем в первом примере
(прежде всего за счет таланта и профессионализма), при чем, с первого взгляда
данные штуки и незаметны, так как не обладают, может быть, наивно-вербальным и
в лоб бьющим визуальным свойством (хотя могут и обладать такими, подвернутыми,
например, под всеобщий постмодерн), но разрушительное воздействие они все равно
оказывают. Бывают, правда, исключения, когда, например, в театральной
постановке используются подобные вещи, но вдруг идея пьесы или романа, по
которому поставлен спектакль, независимо от участников действия сама собой
спасает спектакль, раскрывая и преображая его новыми, истинными красками и
смыслами. И это – чудо! Но происходит это, к сожалению, не так часто. Я привел,
может быть, слишком уж суровые аргументы и примеры в доказательство мнения о
социальной значимости и важности нашего дела. И, думаю, "художник"
должен стремиться к изменению мира. Хотя, при этом, прекрасно понимаю, что на то
оно и искусство, чтобы с помощью различных художественных образов воплощать
свои задумки, идеи, темы, чтобы каждый автор какого-либо произведения имел свое
мнение... Это как жизнь. И здесь, в отображении действительности, – есть одно
из взаимосвязей с социальностью.
Другая
взаимосвязь заключается в столкновении. Искусство всегда было социально, и даже
в советский период нашей истории было создано много неформатных произведений
искусства, где-то глубоко в своем нутре противоречащих тому строю. Я это вижу и
во многих известных фильмах, и в театральных постановках того времени, ну и,
конечно, в литературе и музыке. Если взять, Павел, нашу вотчину, то тут
великолепные примеры таких великих людей как Рахманинов, Прокофьев, Шостакович,
Шнитке говорят о многом. Музыка вообще, как и поэзия, – чистый вид искусства,
который не требует примеси, и может жить самостоятельно, поэтому, с помощью
звукообразов можно многое сказать в этом мире. По поводу одной из своих идей в литературно-музыкальном
пространстве в связи с темой вопроса могу сказать: выразительный язык должен
быть аполитичен. Да – именно так! Потому что чем менее в искусстве реального,
тем оно насущнее. Говорил же Станиславский, что, играя плохого, ищи где он
хороший. Также и тут. Хотя, честно, не являюсь ни всеобщим последователем, ни
поклонником "системы Станиславского". Кстати, тоже типичный пример
взаимосвязи со строем. В методах Константина Сергеевича ничего плохого нет, но
это лишь метод, и все, к тому же, постепенно отчеканенный под выровненного
абсолютным театральным учением советского актера и зрителя. Расскажу один
забавный случай, который мне поведал актер Сергей Столяров. Один современный
режиссер пришел ставить спектакль в Малый Театр, и пытался объяснить одному из
великих стариков как тому нужно играть, постоянно применяя в репликах различную
терминологию и купаясь в словесных экзерсисах. Актер остановил молодого
человека словами: "Мальчик, ты просто скажи мне, откуда я должен выйти,
куда сесть и куда уйти после монолога. Все". Вот таким самородкам и не
нужно ничего объяснять и доказывать. Поэтому, если провести параллель, гениальности
тех же Рахманинова, Прокофьева, Шостаковича, Шнитке и многих других ни один
строй не страшен, если даже посадят или расстреляют. А в этой стойкости, которую
особенно показали представители искусства, бывшие в заключениях (слава Богу,
эта участь миновала перечисленных мною композиторов) – нам пример и задел на
серьезную работу и не только в нашей профессии, но и в жизни. И разве может быть,
хотя бы после этого, отсутствие стремлений в своих произведениях? По мне – нет,
не может! Ведь иначе – зачем нужно искусство?.. Леш, а расскажи, какие музыканты оказали серьезное влияние в период твоего становления? Может, кто-то изменил твое восприятие, отношение?
Есть ряд
выдающихся музыкантов, которые, можно сказать, направили меня в нужное русло
или, скорее, своей неординарностью дали возможность искать собственный путь. В
период увлечения джазом – это альт-саксофонисты Гари Бартз и Джеки Маклин. Из джазмэнов,
конечно же, – Джон Колтрейн и Эрик Долфи. Когда играл академическую музыку,
воспринимал таких мэтров классического саксофона как Марсель Мюль и Клод
Делянгл. Если говорить о тех музыкантах, в творчестве которых я ищу много интересного
и нужного для себя содержания по жизни – это Владимир Высоцкий и Виктор Цой.
Владимир Семенович, кстати, типичный джазмэн. И это можно вывести не только из
его хрипловатого армстронговского голоса, с использованием альтераций и опеваний,
но и из общей колтрейновской подачи своих стихов. Но в случае с Высоцким и Цоем
правильнее, все-таки, в первую очередь говорить о поэзии, нежели о музыке
(хотя, без музыкальной составляющей их творчество сложно представить). Если же поднимать
тему влияния на меня поэтов – то тут будет длинный список... И вообще, за свой
творческий путь я сотрудничал с различными людьми искусства, некоторые из
которых были мне сверхинтересны своими художественными взглядами, а примером создания
сценической образности показывали всю глубину их художественной идейности,
тонкость эстетического языка и самовыражения. Из этих людей – Андрей
Вознесенский, Эммануил Виторган, Владимир Зива и некоторые другие. В данное
время я опять возвращаюсь к прослушиванию классики, и совершенно отошел от
джазовых записей (и уж подавно не хожу на джазовые концерты), хотя иногда с
большим интересом могу вспомнить великие образцы джаза, обращаясь к чему-то
известному из своей коллекции. При этом в основном стараюсь слушать или
неортодоксальный джаз, или европейскую импровизационную музыку. Черпаю также
силы в хоровой духовной музыке. А вообще, относишь ли ты сам себя к артистам какой-нибудь школы, концепции?..
Я стараюсь
выработать свой стиль. Ошибочно мнение многих критиков о том, что я джазовый музыкант.
Да, я получил джазовое образование. Но так ведь я получил и академическое
образование тоже! Могу сказать, что я постепенно вырабатываю некий свод правил
и положений о том деле, которым занимаюсь, возможно, в ближайшие несколько лет напишу
книгу о своей системе. Это теоретическая работа. Практическая же часть
заключается в разработке и применении авторских методов взаимодействия внутри
ансамбля, отображения в определенной структуре тем постановки и многое другое.
Для меня тут нет разницы между инструментальной музыкой, литературно-музыкальными
постановками и собственно поэтической жизнью образа. Приоритетом, конечно же,
для меня всегда останется музыкально-драматический театр, с импровизационной
структурой и опоэтизированной определенной мелодикой, с единым зерном
слово-звук, при минимуме театра и визуальных эффектов, которые используются
лишь по мере необходимости и для достижения гармоничной образности действа. И
это ни в коем случае не постмодерн, скорее свободно-отточенный монументализм. В
искусствоведческой специфике моих проектов еще предстоит разобраться моим
друзьям журналистам-критикам Дмитрию Ухову и Михаилу Митропольскому, а для
моего ансамбля "Круглый Бенд" сейчас главная задача – применение на
практике различных системных идей. Себя не отношу ни к какой концепции, кроме
как к своей, и имею твердое убеждение, что поиск нового для меня сейчас
является одним из важных моментов в моей профессиональной деятельности. Часто тебе приходится вписываться в новые, необычные для тебя проекты, а также привозить свои программы новым музыкантам?
Со временем я все
меньше и меньше участвую в проектах других людей, хотя раньше, несколько лет
назад охотно соглашался на различные творческие мероприятия. Я даже у Германа
Лукьянова в "Кадансе" ушел, что называется, в запас из-за недостатка времени
репетировать. Тут, наверное, уже возраст и силы не позволяют, да и хочется
много времени проводить с семьей. Хотя список людей, с которыми я работаю, до
сих пор выглядит внушительным, несмотря на то, что при этом я стал более скрупулезным
в плане выбора сотрудничества. Наверное, одними из самых интересных проектов
моего нынешнего сотрудничества являются наши работы с Игорем Широковым, Олегом
Юдановым, Алексеем Наджаровым, Ольгой Скепнер и группой "Второе приближение".
Иногда участвую в необычных разовых перформансах с актерами, а иногда и с
художниками, поэтами, хорами, оркестрами, звонарями и другими творческими
людьми. Но это уже значительно реже.
Свои программы в
разных городах иногда играю с местными музыкантами (или актерами), но
происходит это не так часто, поскольку авторские проекты удается, в основном,
вывозить своим составом. Если, все-таки, такие концерты-встречи происходят, то они
получаются необычайно интересны в творческом плане, самобытны и оригинальны. И
часто проект вызывает неподдельный интерес у местных музыкантов, они даже лучше
и быстрее, чем круглобендовцы, врубаются в происходящее, и получаются весьма даже
сильные и красочные концерты, один из которых, например, был у нас, Паш, с
тобой в Минске с твоим коллективом. Кстати, считаю, что правильнее, все же,
называть подобные мероприятия представлениями, так как сценическое действо не
исключается только лишь исполнением музыкальных партий. Откуда ты черпаешь вдохновение и энергию для осуществления своих проектов?
Сейчас вот,
например, много вдохновения получаю от общения с маленькой дочкой. Много
важного черпаю из интересных для меня произведений в разных областях искусства
(от фильмов Тарковского до романов Достоевского). Если говорить о вдохновении
как следствии непримиримого желания раскрытия внутренней идейности, то тут,
наверное, со временем развиваются вещи, заложенные от рождения. В данном случае
просто необходимо правильно уметь самому найти и определить нужные для себя вещи
и составить метод ежедневных занятий для поддержания и развития такого
вдохновения. Наверное, это сродни тому, о чем говорил Чайковский по поводу
ежедневных двухчасовых занятий композицией. Станиславский, кстати, тоже
применял свои методы для возникновения в любой момент вдохновения. В принципе,
я с этим и согласен, и нет, так как считаю, что вдохновение живет своей жизнью,
но его, конечно же, нужно доставать в любой момент. Бывают ведь ситуации, когда
вот именно сейчас, в данную минуту, стоит что-то написать. У меня это сильно
выражено в сочинении стихов. Я их могу не сочинять полгода, а затем несколько
дней, ничем не занимаясь, только и делаю, что пишу. Если же углубляться в тему
внутренней идейности, то применительно к ней для меня незыблема истина: все
дается Богом и создано им. Поэтому в вере – главный смысл, идея и двигатель
творчества. Но это особая, отдельная тема, требующая, возможно, специального
разговора. С кем из людей искусства ты хотел бы посотрудничать и почему?
Я открыт любым
проектам. Главное для меня в этих акциях – незашоренность, свобода творчества,
соблюдение этических и эстетических норм. Поэтому иногда приходиться
отказываться от некоторых предложений, в основном как раз из-за тех вещей, о которых
я уже говорил в одном из ответов. Тем не менее, мне всегда нравиться выступать
с молодыми музыкантами, не замученными еще различными импровизационными
системами-клише, а играющими от души, естественно. Также мне близки некоторые творческие
люди старшего поколения (и не только музыканты), как раз за счет своей
сохранившейся за годы самобытности.
Посотрудничать
хотелось бы с музыкантами новой импровизационной европейской волны,
поучаствовать, может быть, в новоджазовых встречах с американскими
авангардистами. Думаю, нам будет о чем с ними поспорить на художественном
языке! Из наших музыкантов с постсоветского пространства мне наиболее интересно
было бы участие в проекте с барабанщиком Владимиром Тарасовым, гитаристом Яаако
Сооааром и другими прибалтами. К большому сожалению, несколько лет назад
сорвалась задумка Тарасова собрать оркестр, в котором планировалось мое
участие, но я надеюсь, что все-таки когда-нибудь мне удастся выйти с ним на
одну сцену. Из тех одноразовых культурных мероприятий, о которых я говорил, мне
интересно было бы повторить программу Игоря Широкова со звонарем Владимиром
Петровским и народной певицей Екатериной Зориной, а также концерт по Георгию
Свиридову, в котором участвовала джаз-группа «Архангельск» и капелла Владимира
Максимкова. Так или иначе, эти две акции связаны с прекрасным городом
Архангельском, в котором активно поддерживаются нестандартные и открытые
программы. Из этих же двух выступлений вышло наше сотрудничество с барабанщиком
Олегом Юдановым. Мы с ним образовали трио, в котором третий участник постоянно
меняется, и продолжение деятельности этого ансамбля для меня очень важно. Но
если вести речь о существующих проектах моего сотрудничества – тут будет очень
долгий рассказ! Например, до момента этого интервью наше взаимодействие с
группой "Второе приближение" было лишь вербальным, но сейчас мы
наконец-то начали репетировать программу, и скоро состоится ее премьера. Также
я рад возможности играть музыку моего друга Алексея Наджарова. Я, можно сказать,
с каждым концертом открываю в ней много для себя нового. Здесь речь идет и об
электроакустических пьесах, и об академическом авангарде, и об импровизационной
музыке. Вполне возможно, что в скором времени Алексей напишет вокальный цикл на
мои стихи.
К разряду
сотрудничества можно отнести и нашу деятельность в "Круглом Бенде".
Это наш дом, в котором проходит стабильная и постепенная работа. Сейчас стоит
задача отрепетировать спектакли на стихи Мандельштама и Цоя, а к 10-летию
"Круглого Бенда" записать несколько литературно-музыкальных проектов.
Тут спектакли и по Высоцкому, и по Блоку, перфоманс по Вертинскому (прошу
прощения за отсутствие в моем упоминании классиков их имен) с приглашенной
солисткой Ольгой Скепнер, создание инструментального оркестра и многое другое.
Возможно, хотелось бы поставить на более четкие рельсы мое взаимодействие как с
актерами, так и с представителями других видов искусства. Но опять же по
причине всепоглощающего воздействия попсы сделать это не так легко. Кстати, мне
интересно сотрудничество с актерами, как и в совместных с ними акциях,
независимых от "Круглого Бенда", так и в рамках нашей группы, когда
актер выступает в качестве приглашенного гостя. Внутри "Круглого
Бенда" есть и свои актеры – участники основного состава нашего ансамбля.
Перед ними стоит задача декламационного свойства, нежели чисто актерского, и
они практически идеально воплощают данные композиционные задумки.
Активно участвуют
в нашей работе и помощники по творческо-технической части. Вообще,
"Круглый Бенд" – одна большая семья (у нас действительно в группе
есть несколько семей!). Поэтому я и не особо рвусь к постоянному сотрудничеству
– мне достаточно работы в своем коллективе. Хотя, если создаются интересные,
содержательные программы, и меня приглашают, с радостью откликаюсь на
предложения. А почему обращаюсь к различным жанровым направлениям? Во многом
потому, что жизнь в искусстве многополярна и не зацикливается на
структурно-математическом составе форм художественного произведения. А теперь у тебя есть шанс воспользоваться трибуной и сказать "спасибо" всем, кому хочется!
Хотел бы сказать
большое спасибо за помощь и поддержку всей своей семье и духовным учителям! А в
жизни у меня, все-таки, много людей, которые меня поддерживают (включая
слушателей), но сейчас не хотел бы никого из них выделять, ведь они и так
знают, насколько я им признателен... Из тех людей, кому очень благодарен за
поддержку моих первоначальных проектов, хотел бы сказать огромное спасибо
Николаю Дмитриеву. К сожалению, его, как и Антона Григорьева, и Эрнеста Барашвили,
и Юрия Саульского уже нет с нами, но мы помним их и благодарны им... Всем вам –
низкий поклон! Отдельное спасибо, Паш, тебе, за возможность высказать свои
мысли и понимание! Думаю, что мы с тобой приблизительно одинаково мыслим, и это
здорово, что есть такие люди и музыканты, как ты! С радостью надеюсь на
продолжение наших совместных концертов!
...Спасибо и тебе, Леша, за увлекательную беседу и
интереснейшую музыку!
|