«Концерт «Каданса» Германа Лукьянова в Запорожье» |
Фрагменты из статьи Александра Мартынова «Герман Лукьянов в Запорожье»
С первых же секунд оригинала «Черным по белому» слышно замечательную, очень плотную аранжировку... После импровизации Германа последовало соло Алексея Круглова, - музыканта другого поколения и других взглядов, участника группы, которого, пожалуй, меньше всего можно было бы ожидать в коллективе Лукьянова. Это первое соло Алексея на альт-саксофоне ритмически было очень похоже на то, как играет Эрик Долфи; играл Алексей довольно сдержанно, особенно если сравнивать с тем, что можно было услышать позднее: возможно только прощупывал публику.
...Зная не особую приязнь Германа Лукьянова к фри-джазу, было довольно интересно наблюдать, как он в перерывах между своими соло внимательно прислушивался и одобрительно кивал, слушая игру своего более свободного партнера, а также отмечал конец квадрата звучным хлопком по колену. ...Пожалуй, лучшим номером, кульминацией вечера стала адресованная «любителям песенного творчества» переаранжированная композиция Status Quo «You're in the army now», названная Германом «Военный блюз»... Самое откровенное фри-джазовое соло сыграл Алексей Круглов, извлекая все рыки и визги, на которые только способен альт-саксофон.
- Сейчас у любого искусства стилистические границы очень размыты. Важно ли беречь чистоту жанра?
Герман Лукьянов:
- О! Это разговор тяжелый и долгий. Понимаете, с одной стороны, мы, как фанатики, должны служить какому-то определенному богу, а, с другой стороны, мы должны все время эту религию подвигать и развивать. Мы хотим, чтобы джаз шел дорогой не ломки всего, а возникновения чего-то нового. Хиндемит говорил, что мы должны быть всего лишь новыми партнерами в старой игре, а не придумывать игру. Остроумно! Мы не должны придумывать игру. Игра придумана, придумана нашими дедами. А мы эту игру должны развивать и быть новыми партнерами. Повторять и заниматься тавтологией - это грех. Делать то, что делали до нас без всяких изменений – это будет беспомощность, бессилие и отсутствие творческой потенции.
Очень много новаторов стремятся все переломать, и быстренько делать свое. Ведь каждый музыкант и каждый ансамбль стремится к тому, чтобы у него голосочек свой был, чтобы его можно было узнать. Поэтому есть такая эгоцентричность в джазовой работе, как и в любой художественной работе. Каждый хочет самоутвердиться. Но при этом надо понимать, что есть правила. Их надо умело реформировать, но не нарушать основополагающие правила. Если вы отбросите свинг, получится фри-джаз. Когда нет метра, нет лада. Вот Сесил Тейлор: он начинал играть, и рояль был для него игрушкой, на которой можно было демонстрировать фантазию. В общем, это бушевало по всему миру, отзвучало. И сейчас нельзя сказать, что фри-джаз завоевал умы всех передовых музыкантов.
Так было и с додекафонией, когда она появилась: все говорили, ну все, ребята, наступила новая эра. Чайковский, Бах писал - это хорошо, но это все история. А вот сейчас будет новая эра, будет додекафония, будем расчерчивать серии. И это будет действительно здорово. Новый язык! Ни черта не получилось. Додекафония внесла свой вклад, потому что любая игра со звуками в музыкальном искусстве небесполезна. Додекафония оставила свой след, и каким-то образом используется и сейчас, но сказать, что есть такие ортодоксальные додекафонисты, которые презирают лад и презирают гармонию, так сказать нельзя. То же самое с фри-джазом. Когда фри-джаз бушевал, в Польше начали кидать подносы, рвать бумагу перед микрофонами. Сейчас все успокоились – неинтересно, нет перспективы. Подурачить, конечно, можно народ. И «Черный квадрат» нарисовать можно и четыре минуты молчания – не играть на рояле, но это все тупиковая вещь. Вот сделал, а второй раз уже не сделаешь. И дальше некуда идти.
А ладовый джаз, который должен в сознании усваивается, быть мелодически напевным, иметь интонационные связи с ладом, которые у человека укладываются хорошо в голове, это до сих пор живет. И я думаю, умрет очень нескоро, если вообще умрет когда-нибудь.
- Но ведь у вас в группе есть фри-джазовый музыкант, Алексей Круглов…
- Ну что, печать на нем теперь поставить. Он музыкант, и если ему что-то нравится в такого рода партитурах, он начинает фантазировать. А то, что он использует свой опыт, который приобрел в фри-джазовой работе, это же не плохо, это хорошо. Фри-джаз, я считаю, родился вообще из-за саксофона. Вот если бы саксофон не был бы таким ярким инструментом, на котором можно взять и начать что-то играть. Вот что-то перебирать, хрюкать, играть вверх, вниз – интересно уже, хорошо. На рояле так не получается, на трубе тоже. А в саксофоне красок много, звуков много. И этим привлекли внимание. Зачем нам гармония? Зачем нам вообще считать "раз, два, три, четыре"? Мы вот продемонстрируем разные звуковые приемы, и вы скажете спасибо и похлопаете. Вот это фри-джаз.
Орнетт Коулман – это замечательный талант, и фри-джаз у него не такой, как у других. Он же отбрасывал метр. Никогда у него не было, что он остановился и пошел, как Арчи Шепп. Тема у него конструктивная, темы ладовые, они все двухголосно показывают соотношение интонации, интервалов. Кстати, когда спрашивали Колтрейна, вы – авангард? Я – не авангард, - говорил Колтрейн. Но говорил это не с грустью, а говорил с гордостью. Хотя мы-то знаем, что это и был авангард.
- Алексей, а что вы находите в работе с Германом Лукьяновым?
Алексей Круглов:
- Музыка Германа помимо своей конструктивности и четкой формы, она еще и образная, и много в себе содержащая. Традиционный джаз я играю только у Германа, и мне интересно как-то раскрыться и показать свое виденье музыки Германа, может где-то попытаться создать какой-то конфликт. Вообще искусство тогда прогрессирует, когда в нем есть какой-то конфликт. Все великие произведения заключали в себе столкновение интересов. Мне хочется привнести какое-то ощущение многоплановости.
Герман Лукьянов:
- И публика принимает хорошо.
Алексей Круглов:
– Я еще дополню. Я с Германом не соглашусь по поводу того, что додекафония ушла на вторые позиции. Я общаюсь со своими сверстниками-композиторами, сама консерватория поддерживает додекафонные проекты, есть оркестр и студия «Новой музыки». Додекафонистов может и не так много, но они есть, и они делают свою работу. Кто-то разрабатывает систему композиции, построенную на четверть-тонах, восьми-тонах, даже доходит до одной двенадцатой тона, кто-то додекафонные принципы разрабатывет и т.д. Очень много идей, которые сейчас, в XXI веке выводятся на другой уровень.
Герман Лукьянов:
– Насчет четверть-тонов. Был такой прекрасный трубач Дон Эллис, реформатор и новатор. Он подумал, почему четверть-тона не используют? Сказано – сделано. Заказал трубу с вентелем, который не пол-тона, а четверть-тона. И что же он на это трубе сыграл? Он сыграл так - я слышал – (совсем незаметно повышая высоту) па-па-па-па-па-па-па, и все. Потому что сознание на четверть-тона не рассчитано. Ведь надо любить это, как индусы. Надо понимать этот лад, которые нестройный, и некоторые ноты стоят между нашими расчерченными двенадцатью полу-тонами. Там у них такая традиция, такая культура, они это слышат. А европейское ухо этого не слышит.
Фрагменты из статьи того же автора «Герман Лукьянов. Запорожье. Перезагрузка.»
Герман представил свою новую программу. Вместе с собой он
привез новый состав своего «Каданса»... При
всей своей нелюбви к фри-джазу Герман Лукьянов совершенно толерантно
воспринимает наличие у себя в ансамбле авангардного музыканта Алексея
Круглова, предпочитая называть его просто музыкантом. С абсолютно
разными взглядами на новые музыкальные концепции (хотя какие уж они
новые), тем не менее, музыканты вполне уживаются под крышей одного
коллектива.
...Алексей Круглов чувствовал себя тесновато в рамках музыки Германа.
По признанию самого Алексея, традиционный джаз сейчас он играет только в
«Кадансе». И более того, он пытается создать какой-то творческий
конфликт. Конфликт создать у него получилось, но никто не захотел
отвечать на этот вызов, и все, что осталось от конфликта в результате –
это чувство противоречия. По-настоящему импровизационного общения между
музыкантами не было. Последовательность соло не обладала
драматургической завершенностью.
|