• Алексей Круглов:
  

Музыкальная школа
Фетисова

«Тяга к крупной форме появилась у меня ещё в музыкальной школе, и переигранные мною на фортепиано произведения классиков заложили ту основу, без которой не может существовать и развиваться исполнитель и композитор, в каком бы направлении он не работал. Людмиле Павловне я обязан очень многим. Папа и Людмила Павловна – вот те люди, которые помогали мне делать первые музыкальные шаги!

Духовой оркестр
Васильев

Годы, проведенные мною в оркестре, научили меня по-настоящему серьезно относиться и к жизни, и к моей профессии. А ведь я хотел поступать в училище по классу фортепиано, но поход в оркестр, просто ради интереса, на прослушивание и только из-за того, что меня потянули туда друзья, мол, «будем бесплатно ездить каждый год в пионерский лагерь на Азовское море», изменил всю мою жизнь. Помню, как на прослушивании сыграл Баха, а потом дирижер советовался с моим папой: «Что ему дать? Сакс или трубу?». Через год  я попал в «Класс-центр» - школу музыкально-драматического искусства Сергея  Казарновского.

Класс-Центр
Барашвили, Чугунов

Светлая память Эрнесту Иосифовичу Барашвили. Он всегда был для меня родным человеком.  Именно Эрнест Иосифович заложил основы моего исполнительского искусства, благодаря которым возможно играть на высоком уровне и классику, и джаз. Он  говорил: «Саксофон должен стать частью тебя, как второе сердце». 

Очень важной стала для меня уже через несколько лет поддержка Эрнестом Иосифовичем моих идей в области импровизации. Мы с ним встретились на концерте в новом здании «Класс-Центра». Он послушал,  что и как я играл, и сказал следующее: «Молодец, так дальше и продолжай! Сейчас уже другой век и я прекрасно понимаю, что на месте стоять невозможно!»

 «Класс-Центр» вообще многое мне дал. «Класс-Центр» - это была для меня, четырнадцатилетнего, свобода, то место, куда меня очень тянуло. Возможно постановка Сергея  Казарновского «В джазе только де….» - синтез музыки и театра, повлияла на меня как на постановщика, а что уж говорить про оркестр Юрия Чугунова и занятия с ним джазовой гармонией и фортепиано. Мой предучилищный этап был тем, с чего я начал свой творческий путь.

Училище
Резанцев, Корнеев, Пушечников, Мозговенко, Лундстрем,  Саульский, Вознесенский, Григорьев, Маркин

Мне повезло, что я поступил в училище в класс Заслуженного артиста РФ С.К. Резанцева. Параллельные занятия академической и джазовой музыкой сильно повлияли на формирование моего композиторского и исполнительского языка. Конкурс в Тольятти, на котором я занял 3-е место, был переломным моментом в плане  моего саксофонового становления. Огромное Спасибо Сергею Константиновичу! В членах жюри того конкурса присутствовали наши легендарные профессора – Андрей Корнеев, Иван Пушечников, Иван Мозговенко и другие.

Кстати, именно у Мозговенко в свое время учился Эрнест Барашвили. Профессора проводили различные мастер-классы, устраивали встречи с конкурсантами. Общение с такими людьми дает огромный стимул для самовыражения и развития музыкального мировоззрения.   В том же году на конкурсе в Кремле я играл с оркестром Олега Лундстрема. К сожалению, пообщаться с мэтром не было возможности, так как оркестром руководил его помощник.

Зато двумя годами позже, в составе оркестра «Класс-Центра», с приглашенным специально для этого выступления Арзу Гусейновым, я играл на фестивале «Славянский Базар». Руководил нами как раз Олег Леонидович. Перед выступлением была небольшая репетиция на саунд-чеке, на которой мэтр мог и не присутствовать, ему достаточно было выйти в концерте и продирижировать пару пьес,  но Олег Леонидович не просто пришел на нашу репетицию послушать оркестр, но и позанимался с нами, высказал каждому свои пожелания. По тому небольшому времени общения с великим музыкантом и дирижером я понял , что он был светлым и добрым человеком. От него исходила такая положительная энергетика, что ею как-то сразу  удалось  проникнуться, а слова, сказанные им,  простые, но при этом мудрые и глубокие, моментально подействовали на каждого музыканта. У меня была особо ответственная партия, к тому же я играл соло на тенор-саксофоне. Это, конечно, не передать словами:  на соло специально выходишь вперед, к микрофону, а  рядом, с дирижерской палочкой в руке, улыбается и аплодирует тебе  легенда мирового джаза -  Олег Лундстрем. После выступления Олег Леонидович похвалил оркестр.   


На втором курсе музыкального училища я попал в класс ансамбля под руководством В.П. Мелёхина, изучать джазовые стандарты. Но однажды я сказал ребятам, с которыми играл в ансамбле, что у меня есть несколько своих пьес и предложил собраться вечером поиграть вместе. Мы собрались. Оригинальные музыкальные идеи всем  показались  очень интересным и с  этого момента наши встречи стали регулярными.

Одними из первых концертов были выступления как раз в «Класс-Центре», а также в ЦДРИ. В училище постепенно распространялся слух о нашем ансамбле, и как-то раз нашу музыку захотел послушать Юрий Сергеевич  Саульский. Он вел факультет композиции в нашем училище. Мы сыграли ему две мои пьесы, посвященные Э. Долфи. Музыка была без рояля, для двух сопрано саксофонов, баса и барабанов. К моему величайшему удивлению, пьесы Юрию Сергеевичу очень понравились. Я на всю жизнь запомнил его лицо в тот момент, его теплые слова, слова восхищения и поддержки. Он разобрал нашу композицию, соло и подчеркнул, насколько верно и правильно мы все сделали. Это был добрый, душевный человек…. Нужно сказать, что сильным импульсом к тому, чтобы заниматься композицией, стала для меня поддержка именно  Юрия Сергеевича.

Наш ансамбль несколько раз участвовал в концертах, которые проводил его факультет. Несколько раз мы пересекались с Саульским в жизни. На уже упомянутом мною конкурсе в Кремле (1997) я играл  его пьесу «Печальная баллада» («Зеркало»). Из-за лимита времени пьесу нужно было сократить. Мы с папой договорились с Юрием Сергеевичем о встрече около Дома Композиторов. Я помню, как он «резал по живому» свою балладу, советуя нам какие именно части можно опустить, положив оркестровую партитуру на капот своей машины, при этом восклицая: «Так. Эта часть где-то около минуты. Её можно убрать… Так. Эта часть не очень. Её мы тоже убираем…».

Благодаря знакомству с Ю.С. в 1999 году я выступал с поэтом Андреем  Вознесенским на его творческом вечере в театре Новая Опера. Моя задача заключалась в создании настроения под декламацию самого поэта. Помимо поэтической части, в концерт был включён политико-музыкальный коллаж: звучала запись с партсобрания (1966г.), на котором Н. С. Хрущёв выговаривал молодому Вознесенскому за то, что он дал интервью польской газете, что он не член партии. Я должен был изображать на саксофоне голос ругающегося Хрущёва. На репетиции перед концертом Вознесенский принес эту запись, и мы втроём вместе со звукорежиссером вырезали из неё  самые ненужные, по мнению поэта,  моменты. Только я и звукорежиссёр знаем один секрет, связанный с этим обстоятельством, но я его никому не расскажу!

С 1997 года мы играли вместе с моим другом и соратником Антоном Григорьевым.  Мы исполняли и мою музыку, и играли в училищных оркестрах Леонарда Моргунова и Юрия Маркина. С концертами,  записью программы моей музыки, да и вообще, по жизни у нас было связано много интересных историй. Мы даже хотели потом, через много лет,  написать небольшую книгу о наших чудачествах.
В училище же нас в свой ансамбль пригласил Маркин. Одной из программ была программа пьес советских композиторов. На концерте в «Jazz Art Cafe» нас забыли предупредить, что нужно играть не очень большое количество квадратов  соло, так как с концерта делается запись, с учетом последующего ее издания. А мы-то оторвались! Конечно, после такого, ни о каком издании этой записи речи быть уже не могло!

Бедный Юрий Иваныч! Сколько же он от нас натерпелся! Эпопея нашего сотрудничества с Маркиным закончилась совсем уж необычно. У нас в оркестре была пьеса, в которой я исполнял соло на двух саксофонах. Нужно сказать, что Маркин нам позволял экспериментировать. В частности, я играл соло на двух блок флейтах, на гобое, соло некоторых музыкантов звучали одновременно, в пьесы вставлялись элементы фри! Совсем не типично для консервативного Маркина того периода.
  
Кому-то  такие поиски напоминали 80-ые годы, ансамбль «Шаги времени», а мне – рассказы моего папы о том, как Маркин порой брал своего студента и  играл ему одну пьесу по два-два с половиной часа в классе электростальского училища. Это были  развернутые симфоническо-джазовые построения, включавшие в себя  вариации на определенную тему, элементы традиционного, модального и фри-джаза. Так вот. В 1999 году на фестивале «Фестос» я участвовал не только в составе оркестра, но и в других ансамблях. В частности, я исполнял свою композицию в училищном ансамбле В. П. Мелехина, в которой тоже использовал игру на двух саксофонах. И так получилось, что этот ансамбль по программе выступил раньше оркестра Маркина. В итоге, мэтр очень сильно на меня обиделся, сказав, что я «выдаю секреты раньше времени». Больше мы с ним не играли...

РАМ им. Гнесиных
Осейчук, Бриль, Дмитриев

Моя личная встреча с Осейчуком состоялась в 1999 году. Я пришел к нему прослушиваться на предмет поступления в РАМ им. Гнесиных и сыграл классический авангардный этюд, который исполняется на перманентном дыхании около десяти минут,  поразил его и через пару месяцев моментально поступил в академию. Тогда же (в 1999г.) образовалась наша группа «Круглый Бенд», а в январе 2000г. состоялся наш первый концерт в Культурном Центре «Дом». О моей музыке Осейчук сказал: «Такое впечатление, что кругом все темно, лишь горит костер, вокруг которого пляшут негры. Суровая действительность!….».

Несмотря на наши разногласия, я  прошел нужный  курс занятий, на конкурсах и на концертах наряду со стандартами я играл свою музыку, и это было возможно благодаря творческой и дружеской атмосфере, сложившейся в стенах этого учебного заведения. Именно тогда формировались идеи моих инструментальных композиций, и воплощались они на сцене и в студии. На конкурсе в Ростове-на-Дону, где я занял первое место,  я играл свою пьесу,  которая вошла в мой первый диск «Перевоплощение», вышедший в 2002 году на лейбле «Solyd Records», а пьеса «Song S 494 + I», за которую мне дали спецприз на конкурсе в «Синей птице», звучит на диске «Люблю».  На конкурсе в Риге, где я тоже занял первое место,  моей музыкой были вдохновлены  Билли Харпер и Петрас Вишняускас. Здесь со мной произошел забавный случай. На втором туре нужно было играть пьесу «Along came Betty». Мне снится сон, что я играю эту пьесу в измененной аранжировке со специальными колтрейновскими гармониями и занимаю первое место. Я усилием воли проснулся  и заставил себя все это записать. В итоге, сыграв эту пьесу на конкурсе в  приснившейся мне аранжировке, а также свои пьесы, я  занял первое место.

Говоря об Академии, нельзя не затронуть личность Игоря Михайловича Бриля. Он всегда чутко относился к моей музыке, поддерживал мои композиционные устремления. И сейчас, когда мы встречаемся, профессор всегда интересуется моими творческими событиями. Поддерживал меня  и арт-директор «Дома» Николай Дмитриев. Непримиримый авангардист, друг Сергея Курехина,  всегда стоял на своем, и вселял в меня большой энтузиазм. 

Чекасин, Мильграмм, Виторган, Ростоцкий, Лукьянов

Тогда же я познакомился с Владимиром  Чекасиным. Он позвонил мне и позвал играть, оставив сообщение на автоответчик, автоответчик сообщил мне время звонка: three, three, three!, что звучало как: free, free, free! Я абсолютно не согласен с теми, кто считает меня последователем Чекасина. У нас абсолютно разное видение искусства. Да, мне было интересно играть с ним, участвовать в спектакле «Воскрешение Лазаря» в постановке Бориса Мильграмма,  выходя на одну сцену с такими  актерами, как Эммануил Виторган и Михаил Жигалов, участвовать в проектах с группой «Не те» и другими исполнителями. В какой-то степени это напоминало мне «Класс-Центр». Но я иду своим путем.

Кстати, в «Воскрешении Лазаря» действительно было много интересных с художественной точки зрения моментов. Например. Все музыканты  играли народ, пришедший на поминки Мармеладова. В сцене разоблачения Лужина, которого играл постановщик спектакля Борис Мильграмм, мы выходили из зала на сцену с возгласами: «Долой с квартир!» С нами же шел Чекасин, в кепке и ленинской бородке, изображая жестами, мимикой и словами вождя пролетариата. В финале сцены они с Мильграммом оставались вдвоем, и на словах Чекасина «долой с квартир, все в коммунистическую партию!» жали друг другу руки и под всеобщее веселье уходили за кулисы. После такого очень сложно было удержаться от смеха, тем более что следующая сцена – смерть Катерины Ивановны, и наша роль – поддержание соответствующего состояния.

Было действительно интересно окунуться в мир театра, посмотреть и поучаствовать в создании спектакля, тем более, что у участвовавших в этом спектакле актеров  я еще и многому  учился с точки зрения актерского мастерства. Когда на некоторых спектаклях отсутствовал Чекасин по причине гастролей и занятостей за границей, я исполнял за него его эпизодическую  музыкально-театральную роль  дворника. И моим напарником в небольшой мизансцене был Эммануил Виторган. Система ли это Станиславского, или еще что-то – но актер на те несколько секунд или минут, пока длилась сцена, создавал громаднейшее сценическое  пространство! Между прочим, участие мое данном спектакле еще раз убедило меня в правильности выбранного мною пути – возможности создания нового музыкально-драматического театра.                                                                                                                               
Пожалуй, из всех выступлений с Чекасиным самым веселым было с А., Д. и И. Брилями, П. Талалаем и И. Бутманом в ЦДХ. Мы устроили настоящий рёв саксофонов! С Чекасиным же мы записывали музыку к фильмам, играли концерты

Сотрудничество с Алексом Ростоцким с моей стороны напоминало больше авантюру, чем серьезное творчество. Перед каждым концертом я как заведенный бегал по всей Москве в поисках тенор-саксофона. Больше всего мне запомнились веселые истории, которые рассказывал Алекс на каждой репетиции. Ну и конечно же, многие композиции Ростоцкого мне нравились. Жаль, что не удалось тогда развить наше сотрудничество, а во многом повлияло на это отсутствие на тот момент тенор саксофона. 

В тот же период меня позвал играть в свой «Каданс» Герман Лукьянов. Мне передали ноты, а  я решил сделать ответный шаг, пригласив джазмена на  концерт в «Мажор», на котором я исполнял свою музыку. Нужно отдать должное Герману - он отсидел весь концерт. После этого подошел ко мне и сказал: «Алексей, отдайте обратно ноты! Мы с вами не сможем сотрудничать! Вы – авангардист и лидер!» Через несколько лет я сыграл на концерте памяти Анатолия Соболева, поучаствовал на  джеме в 2005 году в рамках фестиваля «Джаз в саду Эрмитаж». На этих концертах играл и Герман. Видимо, исполнением джазовых стандартов я уже порадовал джазового конструктора, и он пригласил меня в свой ансамбль! «Вы стали играть традиционнее, уже не разрушаете, а создаете».  Дело в том, что мне не стоило  звать его на свой концерт, на котором я играл, мягко говоря, не очень простую музыку для восприятия. Вот и вся дилемма.  

Несмотря на то, что наши взгляды не только на музыку, но и на искусство абсолютно полярны, сотрудничество  с  Лукьяновым для меня интересно. У него  есть хорошие композиции, которые хочется развить в исполнительском отношении, к тому же,  я представляю, как должен звучать «Каданс», и, надеюсь, мое стремление к улучшению качества его звучания приносит свои плоды. Так сказал Ухов: «Лукьянов смог приручить дикаря Круглова!». Ну что ж, посмотрим, уживется ли дикаризм с конструктивизмом! В последнее время из-за недостатка времени я ушел в запас, но иногда, все-таки, удается принимать участие в концертах «Каданса». Так что - пока уживаемся!

Любимов, Резицкий,  Джаз-группа «Архангельск»,  Широков, Талызина

Одно время я  хотел устроиться в каком-либо качестве на работу в Театр на Таганке. Мне нравится и эстетика, которую создает на сцене Юрий Любимов, и состав актеров, и  взгляд этого театра на все происходящее. Некоторые спектакли Юрия Петровича  я вообще считаю гениальными. Это действительно один из немногих театров в Москве, в который следует ходить.

Просто так, позвонив в театр, встретиться режиссером невозможно. Никто – ни Ухов, ни Мильграмм мне в этом плане помочь не смогли – телефона Любимова у них нет, а Никита Высоцкий дал опять же внутренний телефон театра, по которому я безуспешно пытался связаться с режиссером. На тот момент мне удалось лишь поговорить с кем-то из администрации театра, сообщив им, что я композитор.

Сказав как-то наобум  о своем желании  Виктору Пацукову, вдруг услышал от него ответ: а я расскажу о вас  Юрию Петровичу, я на днях с ним встречаюсь. Через несколько дней Пуцуков сказал мне, чтобы я вновь позвонил по этому же телефону, сказав, что я из Центра Современного Искусства. И в общем, со мной поговорила Каталин – супруга маэстро, назначила мне точное время встречи в театре. Я был принят в знаменитом любимовском кабинете – с расписными стенами. Мы очень хорошо с ней поговорили, я рассказал про себя, передал записи для Юрия Петровича, она много рассказывала про супруга, про театр, про то, что возможно меня использовать как саксофониста.  В общем, было жутко интересно. Она мне опять назначила новое число для встречи, но уже с самим Юрием Петровичем.

Итак, так получилось, что в день моего рождения – 23 июня, мы с папой  пошли на спектакль, после которого нужно было подняться в кабинет к маэстро. Спектакль окончен, мы поднимаемся на верх, дверь кабинета открыта – а там все-тот же администратор и Юрий Петрович. Мы представились, сказали, что Каталин назначила нам на сегодня после спектакля встречу, после чего администратор вновь заговорил, как и раньше, что сейчас Юрий Петрович занят. Ну а сам, извинившись, сказал, что новый композитор ему не нужен –  у него работает прекраснейший композитор – Владимир Мартынов, и что он работал с такими столпами как Дмитрий Шостакович, Эдисон Денисов и Альфред Шнитке,  и, еще раз извинившись и пожелав нам удачи, быстро с нами распростился. От абсурдности ситуации и быстроты всего происходящего я  не успел сказать, что на роль композитора и не собираюсь претендовать, что с Каталин мы говорили обо мне в первую очень как о саксофонисте.

После этого странного случая я решил вообще не пробовать устраиваться в театры (если уж не получилось работать на Таганке, то в других и подавно не имеет смысла), а создавать свой театр. Это, конечно же, не исключает каких-то разовых совместных театральных проектов с отдельными режиссерами или актерами. Что-то похожее на театральные постановки, но все же с преобладающей музыкальной частью мне удалось реализовать с джаз-группой «Архангельск».           

К огромному сожалению, я не был знаком с Владимиром Петровичем Резицким. Но по тому наследию, которой он оставил в своем городе, по тому широченному эстетическому багажу, который он передал своим последователем, я могу судить о гениальности этого человека. Архангельск – удивительный город, со своей, душевной атмосферой. Музыканты, которых, все-таки, никак не назовешь джазовыми, необычайно чуткие, понимающие тебя на каком-то необъяснимом  интуитивном уровне,  способны поддержать любой эксперимент. 

Русская направленность в искусстве – вот дело всей группы «Архангельск». Конечно, каждый из музыкантов этой группы представляет  определенное  мировидение, тем не менее, всех их – Владимира Турова, Олега  Юданова, Тима Дорофеева, Николая Клишина, Екатерину Зорину  связывают необъяснимые нити  масштабнейшего направления в искусстве. В проектах с группой участвует звонарь Владимир Петровский.

С Широковым мы познакомились как раз через Турова. Музыка и идеи  Широкова  вдохновляют меня, а в его композициях я нахожу глубокие и многозначительные образы! Без сомнения, Игорь – уникальный музыкант и человек, а наши позиции в искусстве и в жизни сходятся в самом главном. Так получилось, что в свое время, до отъезда Широкова за рубеж, мой папа и Игорь не только вместе работали, но и дружили.  Вот такие удивительные стечения обстоятельств!»

С большим энтузиазмом я ждал сотрудничества с Валентиной Илларионовной Талызиной. Михаил Михайлович Митропольский только стал худ. руком Культурного Еврейского Центра. Он предложил мне сделать такой своеобразный концерт-спектакль нашего широковско-кругловского ансамбля вместе с Валентиной Талызиной. Это должен был быть первый концерт их цикла абонемента Михаила Михайловича. Он предложил взять еврейских поэтов. Я взялся засучив рукова, репетиции прошли хорошо. Как ни странно, но русская музыка Широкова органично вписывалась в поэтические образы Бориса Пастернака, стиль Осипа Мандельштама порой весьма красочно отображал музыкальную драматургию. Концерт-спектакль, при небольшой доработке, претендовал на продолжение. И действительно, вечер получился удачным, многие были довольны. Но сожалению, дальнейшего сотрудничества с Валентиной Илларионовной не получилось, во многом из-за наших с ней расхождений по многим художественнным позициям.»

В ближайшее время появятся новые материалы-впечатления Алексея Круглова. Будем ждать!